Докладчик: Соколов Алексей Михайлович
доктор философских наук, заведующий кафедрой социальной философии и философии истории Института философии Санкт-Петербургского государственного университета. Россия
Тема доклада: Проблема собственности в ценностном горизонте евразийской цивилизации
доктор философских наук, заведующий кафедрой социальной философии и философии истории Института философии Санкт-Петербургского государственного университета. Россия
Тема доклада: Проблема собственности в ценностном горизонте евразийской цивилизации
Аннотация
Вопрос о собственности – это первый и основной вопрос философии. Это вопрос о том и прояснение того, что такое я-сам. Это вопрошание о своем, родном, неотъемлемом, о таком собственном свойстве, без которого я-сам несостоятелен. Вопрос о собственности – это вопрос о душе.
Можно без труда показать, что с вопроса о собственности, о своем, родном, неотъемлемом, безусловном основании начинал Платон в «Алкивиаде I», Августин – в «Исповеди», Декарт – в «Рассуждении о методе», Маркс – в «Экономическо-философских рукописях 1844 года». С того же самого вопроса начиналась и русская философия, когда П.Я. Чаадаев возмутил и тем самым пробудил русское самосознание восклицающим недоумением: «Кто мы?».
В этом вопрошании важно выделить два момента.
Первый. У Чаадаева возникает вопрос: не «кто я»? Из него вырывается вопрос: «Кто мы»? Причем в поисках ответа на него он в сократовском стиле, формулирует, казалось бы, только отрицательные суждения: «мы – не это», «мы – не то», «мы – не понятно что». Второй момент. В нескончаемой череде отрицательных восклицаний, как бы случайно Чаадаев наталкивается на то, что и является его собственным свойством, его как существа, вынужденным отождествлять себя со своей родиной.
«Если бы мы не раскинулись от Берингова пролива до Одера, нас бы и не заметили».
«Раз мы сделали некогда неосторожность, поселившись в этом жестоком климате, то постараемся, по крайней мере, ныне устроиться там так, чтобы можно было несколько забыть его суровость».
Первый настоящий русский философ уловил словом очевидные данности в сугубо негативном, критическом, можно сказать, софистическом стиле. Ни именно из его радикального недоумения начинается движение нашей мысли к положительному осознанию своего, собственного, неотъемлемого, родного.
От Одера до Аляски (в о времена Чаадаева она еще была русской) – это и есть «мы», Россия, с ее раздольем, бескрайностью, непроходимостью, неустроенностью. Хотя про «непроходимость» и «неустроенность» сегодня уже можно поспорить.
Необъятный край – в ширину, в даль, в глубину, в высь: вот что «досталось нам в удел». Вот, что стало нашим делом, нашим свойством, нашей собственностью.
Вопрос о собственности – это вопрошание о собственнике, о субъекте, подлежащем мира. И у Чаадаева не случайна доминанта не «Я», но – «Мы».
У необъятности (как в математической бесконечности) не может быть части, частности, обособленности. Обособленность как частность, произвольно полагаемая принципом в предпосланности неисчислимого изобилия, в действительности разворачивается тотальным противостоянием обособившихся индивидов-ничтожеств (в силу их принципиальной неопределенности), или войну каждого против каждого.
Следовательно, субъектом-собственником в предпосланности необъятного, изобильного края может быть только сообщество людей, каждый из которых отношение к ближнему полагает как определяющее его индивидуальную сущность.
Примат соотнесенности с ближним (не с другим) находит себе подтверждение в обстоятельстве суровых ландшафтно-климатических условий жизни. Кроме того суровость природной стихии способствует отбору тех, кто смеет с этой стихией жить, но и умеет эту стихию обживать. Суровый евразийский простор веками отбирал народ, кто достоин (обладает достоинством) не присваивать, и даже не осваивать, а – преображать.
Это народ – не частный собственник, а хозяин, который сам свободно, вопреки предпосланным обстоятельствам занял себя общим делом – преолбражениемстихий необъятного Края в совершенство российского Космоса.
Можно без труда показать, что с вопроса о собственности, о своем, родном, неотъемлемом, безусловном основании начинал Платон в «Алкивиаде I», Августин – в «Исповеди», Декарт – в «Рассуждении о методе», Маркс – в «Экономическо-философских рукописях 1844 года». С того же самого вопроса начиналась и русская философия, когда П.Я. Чаадаев возмутил и тем самым пробудил русское самосознание восклицающим недоумением: «Кто мы?».
В этом вопрошании важно выделить два момента.
Первый. У Чаадаева возникает вопрос: не «кто я»? Из него вырывается вопрос: «Кто мы»? Причем в поисках ответа на него он в сократовском стиле, формулирует, казалось бы, только отрицательные суждения: «мы – не это», «мы – не то», «мы – не понятно что». Второй момент. В нескончаемой череде отрицательных восклицаний, как бы случайно Чаадаев наталкивается на то, что и является его собственным свойством, его как существа, вынужденным отождествлять себя со своей родиной.
«Если бы мы не раскинулись от Берингова пролива до Одера, нас бы и не заметили».
«Раз мы сделали некогда неосторожность, поселившись в этом жестоком климате, то постараемся, по крайней мере, ныне устроиться там так, чтобы можно было несколько забыть его суровость».
Первый настоящий русский философ уловил словом очевидные данности в сугубо негативном, критическом, можно сказать, софистическом стиле. Ни именно из его радикального недоумения начинается движение нашей мысли к положительному осознанию своего, собственного, неотъемлемого, родного.
От Одера до Аляски (в о времена Чаадаева она еще была русской) – это и есть «мы», Россия, с ее раздольем, бескрайностью, непроходимостью, неустроенностью. Хотя про «непроходимость» и «неустроенность» сегодня уже можно поспорить.
Необъятный край – в ширину, в даль, в глубину, в высь: вот что «досталось нам в удел». Вот, что стало нашим делом, нашим свойством, нашей собственностью.
Вопрос о собственности – это вопрошание о собственнике, о субъекте, подлежащем мира. И у Чаадаева не случайна доминанта не «Я», но – «Мы».
У необъятности (как в математической бесконечности) не может быть части, частности, обособленности. Обособленность как частность, произвольно полагаемая принципом в предпосланности неисчислимого изобилия, в действительности разворачивается тотальным противостоянием обособившихся индивидов-ничтожеств (в силу их принципиальной неопределенности), или войну каждого против каждого.
Следовательно, субъектом-собственником в предпосланности необъятного, изобильного края может быть только сообщество людей, каждый из которых отношение к ближнему полагает как определяющее его индивидуальную сущность.
Примат соотнесенности с ближним (не с другим) находит себе подтверждение в обстоятельстве суровых ландшафтно-климатических условий жизни. Кроме того суровость природной стихии способствует отбору тех, кто смеет с этой стихией жить, но и умеет эту стихию обживать. Суровый евразийский простор веками отбирал народ, кто достоин (обладает достоинством) не присваивать, и даже не осваивать, а – преображать.
Это народ – не частный собственник, а хозяин, который сам свободно, вопреки предпосланным обстоятельствам занял себя общим делом – преолбражениемстихий необъятного Края в совершенство российского Космоса.